Что, по-русски говорить не модно?

Михаил Беглов
фото с разрешения автора

Тетрадки публикуют лекцию Михаила Беглова о взаимовлиянии русского языка с другими в наше время, об особенностях новых заимствований и об ответственности пишущих за сохранение культуры родной речи.

Михаил Спартакович Беглов — известный журналист-тассовец и предприниматель, с большим опытом работы в печати. Лекция была прочитана на Международном форуме переводчиков — Глобальный диалог (13-14 апреля 2018 г. в РАНХиГС в Москве).

Дорогие друзья,

Как журналист и писатель я хорошо знаю высокую цену Слова. Оно может кого-то поссорить или, наоборот, примирить, рассмешить или опечалить, спровоцировать конфликт или погасить пламя войны. 

Как журналисту-международнику, американисту всю свою сознательную профессиональную жизнь мне приходилось постоянно выступать и в роли переводчика, поскольку работа с прессой, текстами заявлений официальных лиц и другими документами является естественной составной частью такой деятельности. Поэтому я прекрасно понимаю, как трудно бывает иногда подобрать правильное слово, сколь тяжелой и ответственной является профессия переводчика. 

"...это вынужденный и потому естественный процесс, поскольку аналогов тем или иным понятиям в русском языке просто-напросто не существует".

Но сегодня я хочу поговорить о другом, об ответственности вас, да и всех нас, более высокого порядка. Ответственности перед нашим родным, великим русским языком. Ведь на вас – людях, являющихся связующим звеном между представителями различных стран, говорящих на разных языках, — лежит первостепенная ответственность за сохранение многовековой культуры языка Пушкина и Толстого, Есенина и  Достоевского. 

Нынешнее состояние русского языка вызывает тревогу многих писателей, учителей, политиков, ученых и журналистов. И я один из них. Пожалуй, никогда за всю историю наша родная речь не подвергалась такой массированной и беспощадной бомбардировке зарубежными заимствованиями, большинство из которых абсолютно чужды и совершенно нам не нужны. 

Начало этого нашествия иностранных слов пришлось на 1990-е годы. Для этого есть целый ряд объективных и субъективных причин. Отказ от коммунистической идеологии, ликвидация искусственных барьеров на пути общения России с остальным миром, стремительное развитие Интернета, сохраняющееся лидерство Запада в развитии науки и технологии – вот лишь некоторые из объективных причин такого положения. Но есть и субъективные – явное падение в стране уровня школьного и высшего образования, переход на так называемые новые стандарты, которые на самом деле привели к тому, что во взрослую жизнь выходят полуграмотные, плохо образованные люди. У меня шестеро внуков всех возрастных категорий – от 3 до 19 лет. Так что я могу воочию наблюдать деградацию образовательного процесса. В отличие от школьного и вузовского образования времен моего детства или детства моих детей, то есть второй половины прошлого столетия, сегодня для выпускников школ и многих ВУЗов русская литература и русский язык остаются огромным белым пятном. Если, конечно, только их родители не прилагают дополнительные усилия для того, чтобы  их чада все же имели возможность знакомства с великим наследием классической русской литературы. По-моему понятно, что без ее знания невозможно и полноценное владение всем богатством великого русского языка и уважительное к нему отношение. 

За 30 лет работы в качестве руководителя частных компаний я имел возможность наблюдать за огромным числом молодых людей и девушек, выпускников самых разных московских и провинциальных ВУЗов. С сожалением, вынужден констатировать, что грамотность большинства этих очень симпатичных и совсем неглупых ребят, мягко говоря, оставляла желать лучшего. К счастью, в текстовых компьютерных программах существует функция «проверки орфографии», что их, собственно, только и спасало, да и то не всегда, поскольку исправляются ошибки в правописании, но никак не корявость письма и его стилистика. К вопросу о ВУЗах – сейчас в Москве активно обсуждается решение декана факультета журналистики МГУ - ведущего профильного факультета, который готовит элиту российской пишущей братии, - о ликвидации кафедры русского языка и ее слиянии с другой кафедрой. Не знаю, в чем глубинный смысл такой, извините, «реструктуризации», но такой шаг мне представляется весьма симптоматичным и опасным.

Что мы имеем в результате? Когда  я читаю новостные ленты или слушаю новости по радио или ТВ, то покрываюсь потом от ужаса и боли за родной язык. Чего только и не услышишь:

Тренды

Спойлить

Имплементация

Фейк

Харассмент

Парфюм 

Джоб оффер

Кэшбэк

Мастхэв

Кэшбек

Хайп

Вот и  кочуют из статьи в статью, из выступления в выступление бессмысленные заимствования типа «имплементация» или приводящее в меня в бешенство своей бессмысленностью фраза «на полях встречи в верхах». Нет в русском языке слова «имплементация», а есть слова исполнение, выполнение, претворение в жизнь и т.д. Нет, если этот термин специально придумали, чтобы ввести в заблуждение западных «партнеров» типа «мы собираемся имплементировать, но не выполнять», то тогда, конечно. И мировые лидеры встречаются не в чистом поле, -— хотя, быть может, если бы они собирались где-нибудь на Орловщине или в Бургундии и помогали крестьянам собирать урожай, то, быть может, пользы было бы от их встреч и больше. А пока получается, что взяли английское выражение, тупо перевели, а ты понимай, как хочешь. 

Или вот недавний перл, которым порадовали некоторые информационные агентства:

«Компания «Пума» в коллаборации с «Союзмультфильмом»…»

Мне понятно, что дежурные редактора, даже не включив мозги, просто позаимствовали это слово из пресс-релиза компании, а вот зачем его использовал изначальный автор текста можно только догадываться. Видимо, ему показалось, что так звучит более солидно, нежели просто написать «в сотрудничестве».

И, наконец, мой самый любимый в кавычках пример. Когда слышу это слово,  вздрагиваю, как от удара током. «Очередная атака террористов», «атака в метро Санкт-Петербурга», «химическая атака в Солсбери» - подобные фразы в последнее время, к сожалению, мы слышим по нескольку раз на день. Не думаю, что в данной аудитории надо рассказывать, что такое омонимы. Между тем, английское attack и русское атака относятся именно к этой категории. Мы никогда не узнаем, кто первый из дежурных корреспондентов или московских выпускающих попал в эту западню, решив, недолго думая, оставить в тексте сообщения это слово. Тем самым, он продемонстрировал слабое знание английского языка и явное неуважение к родному русскому.  В английском слово «attack» означает нападение, вылазка, удар и так далее, но не атака. Для этого термина есть другие слова - assault, offensive, onslaught, strike. А «атака» в русском языке – это достаточно узкий военный термин, означающий «стремительное наступление на противника», причем в достаточно ограниченном масштабе,  в медицине - «приступ», ну, и в спортивных комментариях. Если так дальше будет продолжаться, то скоро мы увидим на лентах сообщения типа «Атака хулигана на девушку в парке» или «Трое подвыпивших подростков атаковали пенсионерку и отняли у нее весь кэш». А почему нет? Если нет культуры слова, то что может этому помешать!

Причем вышеприведенные примеры взяты из - назовем это  «белой зоной», -то есть текстов вполне респектабельных агентств, новостных программ радио и телевидения. А оттуда они как грипп во время эпидемии распространяются вирусом дальше – в тексты выступлений официальных лиц, и в том числе первых лиц государства.

А если перейти в «серую зону» – почитать тексты многочисленных Интернет каналов и сайтов, то начинают седеть последние волосы.

Трэш

Лонгрид

Зачекиниться

Лайкнуть

Перепостить

Киднеппинг

И вот мое любимое, которое даже выговариваю с трудом:

Откапслочить

А как вам такой заголовок:

Массшутинг в российской школе

Просто какой-то новый птичий язык, причем высшим пилотажем считается, как я понимаю, густо перемешать эти слова с русским  матом и тогда будет совсем круто! Этакий, - перефразируя классика, -  новый вариант смешения «английского с нижегородским». 

Будучи человеком объективным, я понимаю, что с этим ничего поделать нельзя. Жаргоны различного рода существовали всегда. Более того, современные скоростные средства общения, темп жизни, естественно, требуют и нового упрощенного языка. Что, собственно, и происходит. 

Аналогичные процессы происходят и в самом английском языке. Некоторые слова сокращаются до нескольких или одной буквы, заменяются цифрами, появилось большое количество новых аббревиатур. Парочка наиболее популярных: BYOB - Bring Your Own Bottle (Захвати свою бутылку). Или вот, например, крайне актуальное для некоторых представителей современной молодежи: FOMO - Fear Of Missing Out (Страх что-то пропустить). Например, вечеринку, на которую надо принести свою бутылку. Просто фобия какая-то! А по жизни получается, что самым востребованным, к сожалению, вскоре может стать сокращение: ELI5 – Explain Like I am 5  (Объясни так, будто мне пять лет). Хотя мне лично в переписке с моими подчиненными чаще всего приходилось использовать другую аббревиатуру: FTFY - Fixed That For You (Исправил это за тебя). То есть убрал откровенные стилистические и грамматические ошибки. 

Объективность такого процесса очевидна. Но очень не хотелось бы, чтобы эта зараза выползала из тени и внедрялась в повседневный бытовой язык. «Словила утром полный кайф: сделала селфи, запостила, получила уже сто лайков и двадцать перепостов. Вечером хайпану. Ты со мной?», - как вам такой диалог? Между прочим, вполне реальный.

К сожалению, болезненная страсть к заимствованиям уже заразила мозг многих людей, относящихся и к нашей так называемой интеллектуальной элите. Некоторые считают, что стоит вставить в свою речь или текст что-то на английском, как ты сразу становишься модным и современным. Однако в русском сейчас много терминов, для которых замена есть. Зачем говорить «имидж», если есть слово «образ». К чему «лонгрид», если можно сказать «статья»? Чем модный в кинематографии «ремейк» лучше обычной «переделки»? Разве «консенсус» прочнее «согласия»? Иногда дело доходит просто до откровенного маразма. Вот только два примера. Недавно один политический обозреватель написал: «Трамп пытается имплементировать в американскую политику совершенно новый подход...» Видимо, он имел в виду «имплантировать», потому что «имплементировать» что-то во что-то невозможно, но просто запутался в терминах! 

Или другая цитата из аналитического обзора одного известного «аналитика»: «При внешнем перформансе американского рынка «по нулям» (Dow Jones +0.44%, S&P 500 -0.04%, Nasdaq -1.3%), по секторам наблюдается явный переток средств из Technology в такие сектора как Telecommunications, Financials, Industrials и другие. Иными словами – классический sector rotation. Это должно было рано или поздно наступить, учитывая, насколько разошелся перформанс Technology и секторов традиционной экономики... Конкретным триггером для ротации из технологического сектора в «традиционные отрасли», возможно, послужил наметившийся прогресс по налоговой реформе США. Считается, что он относительно позитивен для традиционных отраслей и относительно негативен для хай-тека». Ну, и так далее в таком же духе! «Простите, я очень плехо говорить по-русски», - должен был бы в начале текста предупредить автор этих пассажей.  Перфоманс, триггер и тому подобное. Если бы вместо этих слов-паразитов и английских названий секторов экономики стояли бы нормальные русские слова, разве текст что-то потерял? Думаю, что нет. 

Но автор, как говорят в таких случаях, хотел, видимо, ударить читателя интеллектом по морде. Смотрите, какой я умный! Я даже английский знаю! Кто бы сомневался! Если бы он еще и русский знал, тогда бы было совсем хорошо!

Почему-то каждый раз, когда мне встречаются подобные тексты, я вспоминаю диалог из романа Тургенева «Отцы и дети»:

— О друг мой, Аркадий Николаич! — воскликнул Базаров. — Об одном прошу тебя: не говори красиво.

— Я говорю, как умею... Да и, наконец, это деспотизм. Мне пришла мысль в голову; отчего ее не высказать?
— Так; но почему же и мне не высказать своей мысли? Я нахожу, что говорить красиво — неприлично.

Уверен, что у многих в голове уже возник вопрос: а в чем, собственно, проблема? Ведь ничего нового не происходит. Мы уже переживали не одну волну заимствований. XIX век ознаменовался экспансией французского языка, до этого — голландского и немецкого, а еще раньше — польского и тюркских языков. Причем были периоды в истории, когда целые сословия изъяснялись и вели переписку исключительно на иностранных языках.

Да и вообще, главная тенденция в большинстве языков мира — упрощение. В древнерусской речи у глаголов было четыре типа прошедшего времени, шесть типов склонения существительного, три числа — единственное, двойственное и множественное. Сейчас у глаголов одно прошедшее время, два числа, три типа склонения существительных. Аналогичные процессы происходят во всех языках. Грамматика современного английского проще древнеанглийского. Взаимное проникновение друг в друга у языков является вполне нормальным естественным процессом. К тому же русский язык, как, впрочем, и другие является живым организмом, который сам отфильтровывает, что оставить, а что выкинуть навсегда. А такие до боли родные слова как «шваль» или «сортир» являются вовсе не русскими, а позаимствованными у французов.

Но, тем не менее, я все же считаю, что причина для тревоги есть. Во-первых, никогда еще русский язык не был объектом такой сильнейшей атаки (☺) с Запада. Во-вторых, никогда в современной истории России не было такой ситуации, когда опьянение свободой после крушения коммунистической идеологии  приводило к всеобщей словесной вседозволенности и массовому прелюбодейству русского языка с утвердившемся в роли международного английским. И, наконец, в третьих, никогда за всю историю России не было такого момента, чтобы государство бросало родной язык на произвол судьбы. Пока, по крайней мере, оно явно действует по принципу «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», забывая, что все века существования государства Российского вопрос о сохранении и развитии родного языка, обучение населения грамоте всегда были одним из приоритетов государственной политики.

И вот тут мы переходим к самому главному. Есть такое понятие «чувство собственного достоинства», то те, кто его еще окончательно не пропил, очень любят холить и лелеять. В какой-то мере оно является поддержкой для чувства самосохранения, ибо без него нечего, собственно, и сохранять. Это для людей. А для народа есть иное понятие - «чувство национального достоинства». И благодаря тому же инстинкту самосохранения существовало понимание, что первым и самым важным шагом по сохранению национального достоинства становится забота о сохранении собственного языка, который является своего рода первичным половым признаком любого народа или нации. А в последние годы мы как нация относимся к своему родному языку то ли как к деревенскому дурачку, то ли мальчику для битья, над которым можно прилюдно издеваться всеми возможными и невозможными способами. 

Давайте совершим небольшой экскурс в историю.

Первая из основных реформ русского языка произошла при Петре I. Она назревала ещё до начала его преобразований. 

Низкий уровень грамотности, использование сложного церковнославянского языка в книгах, недоступность печати «для народа» создавали своеобразный вакуум в обществе. Разрыв между безграмотным и малочисленным образованным населением сдерживал развитие общества. Многообразие военных, ремесленных терминов, новые предметы быта, новые явления не имели названий в русском литературном языке. Развитие русской жизни требовало введения новых понятий. Активное заимствование было неизбежно. Во избежание бессмысленного засилья иностранных слов в сочетании с языковыми устоями появилась острая необходимость привести светский русский язык и правописание в порядок, придать им стройную форму, нормы, и усовершенствовать алфавит, т.е. сделать его удобным не только для церковников, но и для требований нового времени. И тогда был разработан и введён для всеобщего употребления новый шрифт,  получивший название «гражданского». 

Начертание букв русского алфавита было установлено практически в том же виде, каким они существуют и по сей день. Новый гражданский шрифт был окончательно утвержден Петром I в январе 1710 года. До нашего времени дошли корректурные листы пробных оттисков шрифта с пометками, сделанными рукою самого Петра I и указывавшими, какие именно образцы букв из представленных на утверждение оставить, а какие убрать.

Петровская реформа графики, не перестраивая коренным образом систему русского письма, тем не менее, значительно способствовала ее облегчению. Были устранены те буквы старославянского кирилловского алфавита, которые считались лишними, не передавая звуков славянской речи, — буквы кси, пси, малый и большой юсы, «омега», зело и другие. Кроме того, были исключены излишние знаки ударения, введены арабские цифры. 

Все это было сделано для того, чтобы упростить усвоение письменности и способствовать ее широкому распространению среди всех общественных слоев. 

За основу нового литературного русского языка Петр обратился к московскому диалекту, который к тому времени уже лёг в основу московского делового языка. Он был доступен и понятен для многих слоёв общества, лишён мудреных церковнославянских оборотов. 

Раз уж мы говорим о заимствованиях, не могу не отметить, что петровский период охарактеризовался массовым внедрением в русский язык терминов из западноевропейских языков: немецкого, голландского, французского, частично из английского и итальянского. Но это был вынужденный и потому естественный процесс, поскольку аналогов тем или иным понятиям в русском языке просто-напросто не существовало.

Особенно сильно это проявилось в сфере административной лексики. Она пополнилась преимущественно заимствованиями из немецкого, латинского, частично французского языков. Согласно подсчетам ученых, около четверти всех заимствований Петровской эпохи затронуло именно на эту лексику, вытеснив соответствующие древнерусские наименования. Многие из этих слов мы используем и по сей день:  администратор, аудитор, бухгалтер,  губернатор, инспектор, министр, президент, префект.  А некоторые умерли, не дожив до наших дней: актуариус, ландгевинг, ратман, например. 

На второе место ставят слова, связанные с военно-морским делом, заимствованные преимущественно из голландского языка. К ним относят гавань, рейд, фарватер, киль, шкипер, руль, рея, шлюпка, койка, верфь, док, кабель, каюта, рейс, трап, катер. Из английского пришли — бот, шхуна, фут, бриг, мичман и другие. 

Многие слова, пришедшие в русский язык в то время, мы считаем исконно русскими, но это не так. Слово «аврал», как считается, происходит от  английского (или голландского) «овер олл»: команда «всех наверх!». Слово «полундра» (тревога на корабле) тоже, по всей вероятности, имеет истоки в  английской команде «фалл андер» (букв. падай вниз) — так подавался на парусных судах сигнал команде спускаться с рей и мачт, где она находилась, управляя парусами, и готовиться к бою. Очевидно, и принятый до наших дней на флоте обычай отвечать на приказ командира словом «есть!» — производное от английского утвердительного слова «йес, сэр».

Из речи инженеров и мастеров-иностранцев проникла в русский язык лексика столярного, слесарного, сапожного производства. Такие слова, как стамеска, дрель и другие, заимствованы из немецкого языка. Оттуда же пришли в наш язык и слесарные термины: верстак, винт, кран, клапан, да само слово слесарь. Из немецкого же заимствуются слова, характерные для сапожного дела: дратва, рашпиль, вакса, клейстер и многие другие.

Петровское время положило начало увлечению дворян и других состоятельных сословий иностранными языками, что вызвало, кстати говоря, столь знакомое нам порочное стремление без надобности вставлять слова из других языков в свою речь. Уже тогда эта привычка вызывала насмешку у людей мыслящих. Русский писатель и историк В. И. Татищев  рассказывает в своих записках о некоем генерал-майоре Луке Чирикове, который, по его словам, «человек был умный, но страстью любочестия побежден, и хотя он никакого языка чужестранного совершенно не знал, да многие иноязычные слова часто же и не кстати и не в той силе, в которой они употребляются, клал». 

Лучшие люди эпохи во главе с самим Петром I последовательно боролись против увлечения иноязычными заимствованиями. Так, сам император Петр писал одному из тогдашних дипломатов (Рудаковскому): «В реляциях твоих употребляешь ты зело много польские и другие иностранные слова и термины, которыми самого дела выразуметь невозможно; того ради впредь тебе реляции свои к нам писать все российским языком, не употребляя иностранных слов и терминов». 

Оценивая наплыв иностранных заимствований в русский язык в начале XVIII в., В. Г. Белинский в свое время отмечал, что «корень» употребления «в русском языке иностранных слов лежит в реформе Петра Великого, познакомившего нас со множеством совершенно новых понятий, до того совершенно чуждых, для выражения которых у нас не было своих слов. Поэтому необходимо было чужие понятия и выражать чужими готовыми словами. Некоторые из этих слов так и остались непереведенными и незамененными и потому и получили права гражданства в русском словаре». 

Кстати говоря, Петр I живо интересовался деятельностью переводчиков, финансировал из госказны их обучение и стажировку за рубежом. Он зачастую сам выбирал книги, которые следует перевести. Петр I предписывал переводчикам «остерегаться», «дабы внятнее перевесть». «Надлежит речь от речи хранить в переводе, но точию сие выразумев, на свой язык так писать, как внятнее». Он рекомендовал им при переводах с иностранных языков воздерживаться от высокого «штиля», а использовать новый светский и официальный язык: «Высоких слов славенских класть не надобеть; посольского же приказу употреби слова».

При этом он указывал им на ту высокую ответственность, которую они несут перед страной. О трудностях тогдашних авторов переводов, свидетельствует судьба переводчика некоего Волкова, которому Петр I поручил перевести французскую книгу по садоводству. Отчаявшись в возможности передать русским языком все сложности терминов садоводства и, боясь ответственности, этот несчастный человек покончил жизнь самоубийством. Труд переводчиков того времени обогатил и пополнил русский язык ранее недостававшей ему специальной лексикой.

Как журналист, не могу не вспомнить об этом. Именно при великом императоре возникает в России и периодическая печать. Непосредственным предшественником наших газет являлись рукописные «Куранты», издававшиеся при Посольском приказе в Москве со второй половины XVII века. А со 2 января 1703 года в Москве стала выходить первая русская печатная газета. Она называлась «Ведомости о военных и иных делахъ», причем сначала ее печатали церковнославянской кирилловской азбукой, а затем, после реформы, новым «гражданским» шрифтом. С 1711 года «Ведомости» стали издаваться в новой столице — Санкт-Петербурге.

Возникновение регулярной периодической печати повлекло за собой развитие многих новых литературных жанров языка: корреспонденции, заметок, статей, на основе которых впоследствии, в конце XVIII – начале XIX века, возникает публицистический стиль литературного языка. Собственно, он лежит в основе и нашего современного литературно-публицистического языка.

Вы можете сказать, что сегодняшнее прорывное развитие науки и техники создают такую же ситуацию, как и в петровские времена, и потому нет ничего страшного, что, будто сквозь открытый шлюз, в русский язык девятым валом ворвались иностранные заимствования и кальки с других языков. Не могу согласиться. При Петре  Россия действительно переживала резкий переход из одного качества в другое, от отсталой сельскохозяйственной державы в современное по тем временам, развитое промышленное государство. 

Сейчас такого положения нет. Русский язык действительно отставал тогда от этих процессов, и в нем просто-напросто не хватало нужных слов. Но за прошедшие с тех пор века он значительно обогатился и в принципе существующего лексикона вполне хватает для того, чтобы выразить любые понятия и явления. Конечно, появляются некоторые новые явления и для них нужны новые слова. Против этого никто не возражает, но трудно понять, когда в русский язык пытаются бессмысленно внедрять различного рода кальки, которым есть уже прекрасные родные, устоявшиеся аналоги. 

Петровская эпоха, несомненно, пошла на пользу нашему языку, сделала его богаче, полнее и выразительнее, но вместе с тем не нанесла никакого ущерба его национальной самобытности. Причем, прекрасно понимая важность языка для национальной самоидентификации, Петр Первый лично контролировал этот процесс.

Большинство русских правителей после Петра разделяли его убеждение в необходимости бережного отношения к русскому языку и распространения грамотности в России. Особенно это заметно на примере последней четверти XIX века, которая проходила под знаком народного просвещения. Число школ стремительно увеличивалось, и это приносило плоды. По данным переписи 1897 года, более половины  жителей России в возрасте 10−19 лет были грамотными, в то время как среди 50−59-летних их доля составляла - 20,1%. Но при этом языковеды обратили внимание на очень интересное явление. Даже хорошо освоившие грамоту представители низших слоев в быту стали максимально упрощать грамматику, меняя ее под себя, делая ее более удобной. Прежде всего, они пытались максимально минимизировать употребление букв «ять» и «i десятеричное», заменяя их на е или и. Причем делали это совершенно сознательно, а не по ошибке. Фактически в стране произошло расслоение языковой культуры на две, существовавших параллельно системы: официальная и церковная, с одной стороны, и бытовая, с другой.

В научных кругах страны развернулась целая дискуссия о том, что пришло время очередной реформы русского языка. Споры были весьма острыми, предлагались самые разные, и в том числе, достаточно утопические и странные варианты реформирования родной речи. По инициативе великого князя Константина Романова в 1912 году был даже составлен проект реформы. Но реализован он не был из-за тяжелого внутриполитического и экономического положения страны, равно как и ростом напряженности в Европе, которая вылилась в начало первой мировой войны.

Война закончилась, Россия переживала тяжелейший период разрухи. Но практически сразу после Февральской революции 1917 года о реформе заговорили уже на государственном уровне. Весной 1917 года была образована специальная комиссия, которая должна была составить проект долгожданной реформы. Подготовленный этой комиссией документ почти не отличался от проекта 1912 года. 

Предусматривалось исключение из алфавита букв «ять», «фита», «i десятеричное», а буква «ер» («ъ») сохранялась только в качестве разделительного знака. То есть теперь следовало писать «хлеб», а не «хлѣбъ», «Ферапонт», а не «Ѳерапонтъ», «развитие», а не «развитiе».

Вместо окончания «-аго» у прилагательных следовало писать «-ого», то есть вместо «великаго» предлагалось писать «великого». Кроме того, унифицировались написания некоторых именных окончаний, в результате чего вместо «однехъ, однемъ, однеми» следовало писать «одних, одним, одними», а местоимение родительного падежа «ея» менялось на «её».

Предполагалось, что две орфографические системы будут мирно сосуществовать. Те, кто привык к старым правилам, могли и не переходить на новые. Обязательной реформа была лишь для первоклассников, старшеклассники же могли писать так, как их научили раньше. При этом первоклассникам рассказывали о существовании «ятя» и «фиты», чтобы у них не возникало проблем при чтении книг, изданных до реформы.

Как вы знаете, временное правительство продержалось недолго. Его глава — Керенский бежал, переодевшись в женское платье. А к власти в результате того, что одни называют Великой октябрьской революцией, а другие большевистским переворотом, приходят большевики во главе с Лениным.

Как бы это не казалось парадоксальным, учитывая тяжелейшее положение внутри страны, но они взялись за русскую орфографию всего лишь через пару месяцев после прихода к власти. Для Ленина и его соратников это был вопрос политический. Нарком просвещения Луначарский записал вот такой разговор с вождем: «Если мы сейчас не введем необходимые реформы, это будет очень плохо, ибо в этом, как и в введении, например, метрической системы и григорианского календаря, мы должны сейчас же признать отмену разных остатков старины». 

Утверждают, что вообще-то Ленин хотел, чтобы в будущем русская письменность перешла на латиницу, но не решался сделать это. В результате было принято решение взять за основу проект Временного правительства, за которым стояла многолетняя академическая работа. Но в отличие от Керенского и его сподвижников большевики решили ввести новые правила насильственно, так сказать одним ударом. Как, впрочем, и все остальное, что они делали. Из типографии были изъяты опальные буквы, к печати допускались только та продукция, которая была набрана по новым правилам. Причем нарушителей подвергали жестоким репрессиям, поскольку это считалось «уступкой контрреволюции».

В 1920 году в России началась кампания по ликвидации неграмотности, в результате которой, по данным переписи 1939 года, уровень грамотности в СССР приблизился к 90%. Новое поколение училось уже по советским азбукам и, конечно же, по новой орфографии. Причем новой была не только орфография, но и отношение к ней. Если старое русское правописание допускало значительную вариативность, то в советское время отношение к правилам стало куда более жестким.

Сложилась совершенно парадоксальная ситуация: то, что было задумано как демократизация русской орфографии, привело к тому, что ее правила стали абсолютной догмой. За их соблюдением неотрывно следило министерство образования и идеологические отделы коммунистической партии. 

Чтобы закончить с экскурсом в историю, придется все же упомянуть и товарища Сталина. Вы вряд ли знаете эту песню, но в годы моей молодости – не такой уж и далекой — без нее не обходилась ни одна вечеринка.

Товарищ Сталин, вы большой учёный —
В языкознаньи знаете вы толк;
А я простой советский заключённый,
И мне товарищ — серый брянский волк.
За что сижу, поистине не знаю,–
Но прокуроры, видимо, правы.
Сижу я нынче в Туруханском крае,
Где при царе бывали в ссылке вы.

Некоторые ошибочно приписывают эту песню Владимиру Высоцкому, хотя на самом деле она была написана поэтом-эмигрантом Юзом Алешковским в 1959 году, а в СССР была «легализована» в 1988 году, когда ее текст напечатал журнал «Новый мир». Дело в том, что в академической среде в середине прошлого века развернулась острая идеологическая дискуссия о роли и значении русского языка в обществе в свете марксистско-ленинского учения. По указанию Сталина 9 мая 1950 года газета «Правда» «в связи с неудовлетворительным состоянием, в котором находится советское языкознание» открыла на своих страницах «свободную дискуссию с тем, чтобы путем критики и самокритики преодолеть застой в развитии советского языкознания и дать правильное направление дальнейшей научной работе в этой области». 

Дискуссионные материалы публиковались еженедельно по вторникам и целиком занимали 3 и 4 страницы газеты. Всего вышло 9 «дискуссионных листков» и за это время на страницах газеты выступили 24 участника дискуссии: академики, доктора наук и т.д.  Как и положено, итог обсуждению подвел лично «отец народов» товарищ Сталин, который трижды выступил на страницах газеты «Правда» со статьями по вопросам языкознания. Тем же летом все его выступления были изданы отдельной брошюрой под названием «Марксизм и вопросы языкознания». Сталин остудил головы излишне ретивых марксистов-ленинцев, сторонников идеологизации русского языка, и вынес окончательный приговор: язык не является надстройкой над базисом и не носит классового характера. Я как-то прочитал в одном из комментариев: Сталин трижды спас русский язык. Так что, как раньше говорили, спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство. Ну, и за русский язык.

Подводя итог этому экскурсу в прошлое, хочу еще раз подчеркнуть: история показывает, какое важное значение на протяжении всех предыдущих столетий руководители страны, как бы они не назывались, отводили русскому языку как инструменту сохранения самобытности русского народа. А что же происходит сейчас?

От министерства образования и науки мы почти ничего не слышим в последнее время по этому поводу. В основном молчат и академики. Они затаились, словно чего-то ожидают. Наверное, команды из Кремля. Хотя чего хорошего можно ждать от тех, кто недавно поменял пол кофе и не нашел никакой другой важной темы, кроме обсуждения,  как следует произносить слово «йогурт». 

В начале этого года Экспертный совет при Центре творческого развития русского языка, в который входят писатели, филологи, лингвисты, журналисты, культурологи и философы, выбрал главные новые слова 2017 года. В десятку вошли реновация, биткоин, хайп, токсичный, баттл, допинг, криптовалюта, фейк, безвиз и домогательство (харассмент). «Новые единицы, которые пришли в язык, связаны с тем, что появились новые реалии. Поэтому нравится нам или не нравится, мы вынуждены принимать эти новые единицы. Потому что есть новые реалии», — безропотно пояснила свою пассивную позицию доктор филологических наук, профессор кафедры русского и общего языкознания Института Пушкина Наталья Боженкова. 

Вот так вот у нее все просто! А ничего, что у слова «реновация» есть русский аналог «обновление», а у «токсичного» - «ядовитый», у «баттла» - «сражение» или «битва»? Парадокс ситуации состоит еще и в том, что только от отчаяния, дабы придать ореол позитива сомнительному делу, можно было назвать красивым и непонятным словом «реновация» снос старых зданий. Потому как «реновация» означает «обновление», а не разрушение. Вот если бы они действительно реконструировали пятиэтажки, как это делают в некоторых странах, то это была бы реновация. А так - просто вытащили из глубин сознания некое красивое слово, чтобы никто ничего понять не мог, — а что, собственно, будут делать?

Иными словами, давайте мусорить в языке. Он сам разберется.

Говорить и писать на хорошем русском языке, это не модно, рекламировать русские товары не модно. 

В политических кругах вопрос о состоянии русского языка периодически поднимают. При этом мнения, естественно, расходятся.

«Нравится это кому-то или нет, но новые слова, которые входят в наш язык, отражают сегодняшнюю реальность. Жизнь все время убыстряется, становясь в то же время менее многослойной. Что-то мы безвозвратно теряем. Говорят, что язык надо защищать. Только вот как? Очевидно, что административный ресурс здесь бессилен», — считает первый зампредседателя комитета Совета Федерации по обороне и безопасности Франц Клинцевич. Ему вторит и заместитель председателя Комитета ГД по образованию (!)  Алёна Аршинова,  которая считает, что новые слова уже все-таки прижились в русском языке, однако ничего плохого, по ее мнению, в этом нет. «Люди их уже используют. Соответственно, и для меня они звучат совершенно гармонично. Я не вижу ничего плохого в развитии русского языка, который интегрирован, как и Россия, в международное сообщество», — заявила Аршинова.

Ассоциация учителей литературы и русского языка недавно выступила с инициативой стандартизировать нормы русского языка. По ее мнению, необходимо провести экспертизу всех представленных на рынке словарей, а также переработать перечень нормативных пособий Минобрнауки и расширить полномочия государства в вопросах языковой политики. И для этого предлагается сформировать специальную комиссию, которой выделить соответствующие гранты. Не знаю, что может выйти из этой затеи, но хоть какое-то телодвижение. 

В последнее время многие с сожалением констатируют, что русский язык утратил верховенство на постсоветском пространстве. А с какой радости он его не утратит, если мы, его носители, сами относимся к нему как к пасынку, над которым можно измываться, сколько душе угодно.

Конечно, неизбежно, что некоторые слова, связанные с новыми явлениями и понятиями, приходят в наш язык. Те же биткоин или майнинг. Но значительная часть заимствований, на мой взгляд, абсолютно не нужна и лишь отражает достаточно опасную тенденцию: вставлять в речь или текст иностранные слова, — значит, быть, извините, в тренде. Опасная, потому что мы как нация снижаем болевой порог неуважения к самим себе, нашему национальному достоинству, и самобытности. 

Говорить и писать на хорошем русском языке, это не модно, рекламировать русские товары не модно. Получается, что вообще все русское — это не модно. Если хотите быть современным, то вставляйте в свою речь иностранные слова, даже если их смысл не всегда понимаешь, коверкай русские слова или заменяй их на английские, да и вообще прячь свое русское происхождение под бирку «Мадэ ин не здесь». Вот такой вот нынче «маст хэв». Тогда ты будешь казаться современным  и крутым.

Чтобы убедиться в этом, достаточно, например, просто пройтись или тем, кто не склонен к пешим прогулкам, проехаться по улицам любого российского города и «полюбоваться» на витрины и вывески. Если не в каждой второй, то уж точно в каждой третьей будет к месту и не к месту вкраплено какое-нибудь иностранное словечко из категории заимствованных и не имеющих никакого отношения к русском языку, а иногда и смыслу. Бесконечные «Sale», которые полюбили даже уже дряхлые бабушки, видимо, должны затушевать истинный смысл «Распродаж». Вывески с гордым названием «Хлеб House» или «Шаурма Хаус» украшают крохотную лавку размером чуть больше могилки. А как вам хозяйственный магазин «Strike Prices»? Тогда уж надо было писать по правилами английского языка — «Striking Prices», но, как говорится, who cares. Ничего, что выставляют себя идиотами перед людьми, которые действительно знают английский, зато смотрится красиво на старом покосившемся здании начала середины конца прошлого века. Старые добрые «сельпо» в селах и деревнях заменили повсеместно «мини-маркеты». Канализации как не было, так и нет, и по нужде до сих пор ходим в продуваемые всеми ветрами деревянные вонючие скворечники, но зато еду покупаем не на рынке, а в маркетах. 

У неподготовленного человека, сумевшего вырваться из удушливых московских пробок на загородное шоссе, очень скоро может развиться шизофрения. Многочисленные рекламные щиты призывают покупать недвижимость в различного рода Шервудах, Гринвудах, Гринфилдах, Кронбургах и им подобных. И опять лично у меня возникает один вопрос, — а зачем? Чтобы красивыми иностранными названиям прикрыть плохое российское строительство? Или кто-то думает, что русский человек получит большее удовлетворение, если он будет жить в поселке, названным в честь западноевропейского городка или леса, где промышлял разбоями известный Робин Гуд? С Западом эти поселки в чистом поле роднит мало что, если не считать заимствованных проектов дешевых домов, которые напоминают европейские бараки для военных. А плотность застройки невольно вызывает ассоциации с лагерями для беженцев или тюрьмами.

Дело подчас доходит просто до маразма. Недавно на Пасху купил в одном из «супермаркетов» (слова «гастроном», «универсам» и прочие сейчас не котируются) куличи. Один из них был упакован в красивую картонную картонку, украшенную различными иностранными словами, то есть создавалось впечатление, что это итальянский или французский кекс. Но уже дома рассмотрел надпись мелкими буковками – «Сделано в России». Ни по вкусу, ни по качеству с иностранными аналогами он и рядом не лежал. То есть нас, покупателей, как папуасов Новой Гвинеи откровенно дурят красивой оберткой. И мы, приученные сызмальства, что иностранное, значит, лучшее с радостью заглатываем эту наживку.

Идолопоклонство перед Западом существует в России много столетий — как минимум со времен того же Петра Великого. Спасибо дворянам, царям и царицам, призванным под российский венец из далеких стран. Даже коммунистам не удалось выжечь страсть к западным тряпкам и прочему барахлу. На самом деле они даже еще более укрепили этот «комплекс неполноценности», провозгласив лозунг «Догоним и перегоним Америку!», то есть, закрепив де-юре в сознании людей наше отставание от Запада. Но такого массового проявления этой шизофрении, причем как в мелочах, так и по-крупному не было никогда. 

Невольно хочется спросить: А, может, хватит уже измываться над нашим национальным чувством собственного достоинства и вспомнить, что уважение к себе как к нации начинается с уважения к собственному языку?! Да, безусловно, правительственными указами не остановить проникновение в русский язык иностранных заимствований, но можно и нужно восстановить нормальное школьное образование, обучение в ВУЗах, запретить без  необходимости использование иностранных слов или их транскрипцию в вывесках и рекламе.

Кто-то может назвать мои рассуждения русофильскими. Отнюдь. Да, я русский человек, но проработал достаточно много лет за границей и объехал вдоль и поперек всю Европу, если не сказать полмира. Я люблю Америку, очень комфортно чувствую себя во Франции, и особенно в Италии, да и практически в любой другой европейской стране. И я вижу, с каким почтением они относятся к своим корням, своему языку. Поэтому в той же Франции никому и в голову не придет называть их изумительные boulangerie или patisserie грубым английским bakery. Конечно, как и в любой язык, во французский проникают иностранные заимствования. Их алаверды на наш «сортир» стали всем известные «bistro». А русский «спутник» навечно утвердился во всех языках мира. 

Поэтому в заключение хочу сказать лишь одно: давайте беречь от ненужного мусора наш родной язык. Иначе мы можем потерять свое лицо как нация. А если не верите мне, прислушайтесь к словам Джорджа Орвелла:

«Никогда не используйте иностранных, научных слов или жаргон, если существует эквивалент на английском (родном) языке»

А он почти слово в слово повторил слова Ивана Сергеевича Тургенева, написанные полтора века назад:

"Берегите чистоту языка как святыню! Никогда не употребляйте иностранных слов. Русский язык так богат и гибок, что нам нечего брать у тех, кто беднее нас".

Давайте начинать с себя. И уж тем более это актуально для вас, переводчиков, поскольку именно ваши слова зачастую являются тем первоисточником, который потом расходится по стране, а то и по всему миру.

Спасибо за внимание.

©Михаил Беглов
© подготовка публикации А.Аничкин/Тетрадки.

Подписывайтесь на наше издание, достаточно вписать адрес мейла в окошке подписки наверху страницы справа.
Приглашаем поддержать "Тетрадки" материально через PayPal (см.кнопку вверху справа). Всего сто рублей/1,5 евро/50 гривен серьезно помогут продолжать выпуск "Тетрадок"!