(о давосской речи президента РФ)
У Нарумова весь вечер спорили про давосскую речь Путина.
Козловский тряс лохмами и чуть не кричал: да он грозит войной если что, если санкции по-настоящему. Смотрите: одностороннее применение военной силы. Это как?
Аничкин ему лениво возражал:
— Да у него вообще непонятно, кто против кого эту военную силу. Он против кого-то или кто-то против него? А призыв к сотрудничеству? А когда он вообще последний раз про экологию вспоминал? И что это вдруг про техногúгантов? Что ему до Амазона? И что это вдруг про любовь к Европе? Ты видел девушку Европу? От нее даже наш Джупитёр сомлел, в коровку-ириску превратился? А он? Он все про взаимность страдает? Это отступление, шаг назад...
Козловский поперхнулся, поднял кусок королевского пирога (galette de rois, сечас сезон) и замахнулся. Нарумов перехватил его руку, другой — налил. Козловский выпил и тут же попросил еще.
"Минник" налил, а взял мою сторону. На самом деле его фамилия Минниксен, но он русский; ну и что, я знаю одного Ивановского, который точно австрияк.
— Алекс прав, всегда нужно искать окно возможностей! Вот если женщина говорит, "нет", или "отвали", stop it, go away, ничего не будет — это всегда "нет"?
У бедного Минника всегда так. Хочет как лучше, а получается — тут же заклевали наши митушницы и митушники. Я его люблю. И Зину. Но так ему и надо. У него везде прорастают баоБабы, как у мелкого принца, Зина права.
Хотя про окно возможностей Минник, конечно, прав. Путин хоть и грозит, но ведь и зовет к сотрудничеству.
— Даже про леса и биодиверсию кто-то ему написал. Сорри, про биоразнообразие - biodiversity, — сострил Аничкин.
Он, как и Козловский, к этому часу тоже уже вкусил крови Христовой, устал и не поддерживал дальше спор. И с Козловским спорить — это только у книгообменника (boîtes à livres) с утра, когда заодно мы выходим за круассанами для спящих еще любимых.
У Нарумова на полке семь Библий, не считая отдельных Псалтирей, Books of Common Prayer, апокрифов, и толкований Августина, Флоренского, Зенона Коседовского и еще, кого я и знать не знаю. Про 30-томник Достоевского рядом с "Dostoevsky" by Rowan Williams (там про Карамазова как про Кара-Мурзу) и не говорю.
Почему он их за собой уже лет сорок таскает, никто не знает. На верующего Нарумов не похож, хоть с père Жаном и дружит. Аничкин-то догадывался, но Нарумов, как и Зина, не подпускали его в близкие друзья. И догадка так и оставалась только догадкой. Когда в компании Нарумова щекотали, он хохотал: это чтобы от Свидетелей Иеговы отбиваться.
— Как приходят, я сразу им — а вот у меня Книга. Кстати, лучше всего православная помогает: сразу как ветром сдувает, — говорил.
С полки Аничкин взял на английском. Не ту, что хорошо знал, King James Bible, а New English, где переложено на современный, 20-го века. Открыл любимое — Второе Коринфянам. На 9-й открывается: Am I not a free man? Разве я не свободный человек? Еще перелистал, вот она, 13-я: Love is patient: love is kind and envies no one. Love keeps no score of wrongs; does not gloat over other men's sins... Да, то, что Андрей Рублев в одноименном фильме княжне читает.
И вот это, тут Аничкин уже не удержался и Козловскому вслух прочитал про дворец:
— И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. — Козловский вскочил, но Минник опять перебил его.
— Смотри, что говорит: "любовь невозможна, если она декларируется только с одной стороны, она должна быть взаимной". И при этом Навального сажает! Ваня, кто хоть раз любил, ведь знает, что любовь бывает и без взаимности? Ну скажи? Нет? А он — не знает? Хех! Про чью любовь он говорит, а? И взаимность с чьей стороны? — "Ваней" Козловского звали так, за однофамильчество, на самом деле он француз французом, с w вместо в и с i в конце на польский манер.
Cестра Минника Зина тут же стала просить Ваню спеть "Я встретил вас, и все былое", а Аничкина незаметно подтолкнула к двери, отняв Библию. Козловский замер на лету и, как всегда, не удержался, запел "и то же в вас очарованье, и та ж в душе моей любовь!.." Все засмеялись. Но больше под Лемешева, а не под Козловского.
Зина встряхнула челкой и сверкнула в меня своими родовыми, баронскими, пронзительными, сунула на дорогу бифштекс рубленый с морковью (stek haché) и сказала — "отпусти!"
Уже на лестнице оказалось, что за мной просочился ее маленький черный шпиц, дружок моей огромной ньюфки Белки.
— Cupboard love! Любовь до сковородки! — подумал я и отдал ему стейк-ашé с морковкой.
Уже дома в кармане вдруг нащупал помятый сверток и понял: отдал только половину.
Нет, любовь все же надо беречь. Хотя бы наполовину. На будущее. Вдруг взаимность объявится. Вторую половину отдал Белке.
А про любовь Путина, это ладно, мы еще подумаем.
Иван Козловский, "Я встретил вас" (Тютчев, муз. Леонида Малашкина)
Подписывайтесь на наше издание, достаточно вписать адрес мейла в окошке подписки наверху страницы справа.
Приглашаем поддержать "Тетрадки" материально через PayPal (см.кнопку вверху справа). Всего сто рублей/1 евро/50 гривен серьезно помогут продолжать выпуск "Тетрадок"!
Комментариев нет:
Отправить комментарий