Мизеленс

(рассказ, основано на реальных событиях)

 

Тетрадки сегодня предлагают рассказ российского журналиста и писателя Владимира Сафронова. В основу этого художественного произведения положены реальные события, такое случалось нередко в те времена, в 1960-70-е, когда, как все помнят, в СССР не было секса.

Владимир Сафронов
Фото: Михаил Попов

Митя Доломанский жил в высотке на Котельнической набережной, а Стелла Михрюткина – в общаге Чугунного завода на Рязанском проспекте. 

     

Митя учился на втором курсе филфака МГУ, а Стелла работала на заводе кузнецом. То есть она отработала два года в кузнечном цехе, но недавно по знакомству перевелась в отдел кадров. От грохота парового молота Стелла утратила пятьдесят процентов слуха и теперь в разговоре часто «чтокала», переспрашивала собеседника – такая вот ерунда. Вообще-то её звали не Стелла, а Клава, но она представлялась всем Стеллой, так ей нравилось.

Если кто-то подумал, что Михрюткина была здоровенной бабищей с руками-ляжками, то совсем нет. Наоборот. Нарисуйте себе высокую худенькую девушку с красивым бледным лицом, с пшеничными волосами, собранными на затылке в тяжелый большой шар. Это и будет Стелла. Вот она идет в коричневом плаще из болоньи, на каблучках, с зонтиком будто из осенних листьев, а на виске её пульсирует нежная голубая жилка – прямо кинозвезда, можно сказать.

Эту Стеллу с подружкой притащил однажды Митин однокурсник Лёша Ментиков – он легко снимал чувих, у него дар был такой. Раз примерно в полмесяца, когда Митины родители уезжали на дачу, друзья устраивали вечеринки под названием «Ликбез» — приглашали незнакомых девушек, угощали вкусной едой и напитками и предлагали написать словарный диктант на раздевание и поцелуи: за каждую ошибку гостьи расплачивались какой-нибудь деталью одежды или целовали «диктаторов» в губы. По выбору. Попадались, конечно, противные «нехочухи», но чаще всё шло прикольно.

+++

Стелла, переобутая в папины тапочки, бродила по комнатам, как по музею: разглядывала лепнину на потолке, золотые корешки книг на полках, гладила пальцами рояль — папа-Доломанский был известным композитором, автором популярной песенки «Чижик смеется».

— Тебе не говорили, — сказал Митя задумчивой Стелле, — что ты дико похожа на Грейс Келли?

— И в самом деле! – подхватывал Лёша, начиная игру и переходя для фасона на французский. – Pas de seins, mais un col de cygne. Si elle pouvait encore parler.

— Elle est muette, ou quoi?

— Mlle Doolittle Mtsenskogo uyezda. C'est pourquoi ça fait semblant d'être muette .*

— И пусть их, — сказал Митя по-русски. — Главное, чтоб мычала хорошо.

     

Стелла действительно была хороша, пока молчала: голосок ещё был так-сяк, но выговор – чистая Рязань с Чувашью. Поэтому Клава, превратившись в Стеллу, научилась, как Эллочка, обходиться на людях жестами и междометиями. Но всё равно было заметно.

От диктанта девушки не отказались. Стелла с отличием окончила восемь классов Бибикинской начальной школы, а грудастой хохотушке Вале было всё равно во что играть.

— Вообще-то, — хихикнула она, — говорить на незнакомом языке при девушках неприлично. Может, вы замышляете что-нибудь? 

— Наши замыслы не подлежат сокрытию и постоянно декларируются, — строго сказал Доломанский. – И заключены они не в каком-нибудь воздушном сундуке, а в скромных попытках внедрения страдательного залога в предикативный субъект повелительного наклонения второго лица множественного числа женского рода. Если вам так понятнее, мадемуазель, то ради бога.

— Болтун! – сказала Валя.

*  - Сисек нет, зато лебединая шея. Если бы она ещё умела говорить.

    - Разве она немая?

    - Мисс Дулитл Мценского уезда. Поэтому и притворяется немой. (фр.)  

+++

На другой день, когда девушки ушли, Доломанский сидел мрачный и задумчиво разглядывал свои пальцы, а Ментиков с аппетитом уплетал холодную пшенную кашу, которую нашел в холодильнике, прямо из кастрюли. Было понятно, что друзья по-разному провели ночь. Митя так и не смог содрать с красотки трусы, как ни старался. У неё были на удивление крепкие руки, прямо стальные. И тело странно пахло, как тепловоз. После получаса борьбы, когда треснула родительская кровать, изнуренный филолог выгнал Грейс на кухню и скорбно уснул, ему снились горгульи. А мерзавка укурила весь Винстон.

— Вот понюхай, чем пахнет? – Митя протянул приятелю руку.

— Солидолом! – восхитился Ментиков. – О! Я ж забыл — она кузнец второго разряда, Валька сказала!

— Врёшь!?

— Честно! У-у-у! – Лёха, соря кашей, зашелся в хохоте. – Тракториста полюбила… — рыдал он.— Трактористу я дала!..

+++

— Вообще-то, если баба ложится с тобой и крутит динаму, в этом есть что-то от Ирмы Грезе, — рассуждал Доломанский, потягивая «Приму», которую притащил от соседа Светика, поэта. – Она и похожа на Ирму.

— Она похожа на красивую деревенскую девку, — сказал Ментиков. — Ей не повезло родиться в высотке (как некоторым), а наоборот – «повезло» родиться в избе конюха Свирида. Так что она просто решила восстановить справедливость. Ты видел, как она зыркала? Есть молодой богатый охламон, и есть она – недоступная Грейс Келли. Чего-то в этом роде в её башке нафантазировалось. Если б ты её чпокнул, всё бы кончилось. А так – осталась надежда на продолжение банкета. Обычные бабские хитрости.

— А по-моему, обыкновенный садизм. Бабская месть. Ты помнишь, что она вчера понаписала? – Митя вышел из кухни и вернулся с помятыми листками бумаги. – Во! «Арибеатура», — прочитал он по слогам, — ты помнишь, что это? Или вот шедевр: «мизеленс»! Чувиха не знает элементарного! Не знает! Я понимаю: деревня, коровник, но не до такой же степени! – он выругался. — Книжки в каждом ауле есть!

— Ну, не знает — в чём проблема? – сказал Ментиков. — Не знает – узнает. А ты на что? Как в койку тащить – так пусть немая, а как жениться — диплом давай? Не по-комсомольски это, товарищ! Не по-ленински!

— Я серьёзно.

— А если серьёзно, то жрать охота. Готов сгонять в магазин. Но у меня копеек  сорок. И папиросок нормальных куплю, а?

+++

— Жрать ты горазд, — сказал Доломанский. – Куда в тебя лезет?

Друзья выпили по бутылке пива и съели яичницу из десяти яиц, большая часть которой досталась Ментикову.

— Это потому, что я работал всю ночь, — сказал он, вытирая хлебом сковородку. — А ты дрых. Сытый голодного не понимает. А богатый – бедного. Я тут подумал — а почему бы тебе действительно не жениться на Стелле? А? Вспомни Островского: «Бедные женятся на богатых, а богатые на бедных!»

— Шутишь?

— Вот сейчас совсем не шучу. Ну, представь, чего тебя ждет? Какая-нибудь дебелая Шурыгина? Или Эмма эта жопастая? Будешь на цырлах скакать. А Стелла – мало того, что красива, так и благодарна тебе будет по гроб, да ещё и хозяйка, и жнец, и швец, и…

— И кузнец!

— Вот ты не любишь посуду мыть, — нажимал Ментиков, собирая грязную посуду, — а Стелла никогда не скажет: «Мой, гад, посуду свою фарфоровую!» — сама всё помоет без лишних слов. Ты не понимаешь, мимо чего проходишь. И с моральной точки зрения: жить в высотке и не  испытывать мучительного стыда перед живущим в чуме может только идиот!

— Да, я идиот, – сказал Доломанский равнодушно. – Но тогда и ты идиот, если ходишь ко мне в высотку, а не в общагу к Вавилову. Тогда и Толстой идиот, если публично объяснился в неистребимой любви к «кровососам».

— Слабая защита, — Ментиков сбросил игривый тон. —  Я бы к тебе и в общагу ходил (мне твоя высотка по барабану), а Толстовский аристократизьм к смерти сильно поистрепался, если ты забыл. Он как умный человек вырос из шелухи и прикончил ноздри раздувать. А вот почему ты это делаешь — забавно.

— Только как реакция на «идиота». Забавнее – твоё это внезапное сватовство. А сам-то чего?! Взял бы, да и женился на крестьянке, если «вырос из шелухи», показал бы пример. Сделал бы «экскремент», а, Тимк?

Лёха насуплено молчал, мыл посуду.

— Я, между прочим, думал об этом, — Митя прикурил сигарету. – Ты говоришь: «Научи Стеллу читать». Ладно. Научу. Но разве этого достаточно? Это как научить зайца зажигать спички. Она должна родиться и вырасти среди этого, — он обвел взглядом книги на стенах кухни, — дышать книжным воздухом, листать страницы с двух лет!.. Она знает запах коровы. А я нет. Она встает в три утра. А я нет. Мы – разные виды, кошка с собакой. Мы чужие, понимаешь?.. Ты говоришь: «Она станет благодарной тебе по гроб» — а мне  не надо! Вот ни малюсечки не надо!.. Супруги должны быть равны – я так усвоил. Без всяких этих — «я взял тебя из грязи». Во всем равны. Тогда и прок будет. Любовь пройдет, а прок останется. Поэтому умные люди – евреи! Женятся на еврейках. Чтоб не слышать потом – «жидовская морда». А коровы женятся на коровах. Что скажешь? Le chat?*

—Да пошел ты! – Ментиков злобно брякнул тарелкой, вытер руки полотенцем, швырнул его и выбежал прочь.

* Котик, Лё-ша (фр.)

+++

Прошло пятьдесят два года. Листая Интернет, я наткнулся на интересную заметку об австралийских горных коровах, подкованных каким-то особым способом – атласским. Я и не знал, что коровам нужны подковы. Держатся же козы на горах на своих скользких копытах?

Но гораздо любопытнее было имя автора заметки. Клавдия Свиридовна Доломанская, доктор филологических наук. Честно говоря, я бы не вспомнил о той поросшей мхом маловыразительной истории, если бы не пахучие масляные пятна, которые в то же самое время взялись на моем компьютере.

2021

©Владимир Сафронов; подготовка публикации ©А.Аничкин/Тетрадки, 2021.

Подписывайтесь на наше издание — достаточно вписать адрес мейла в окошке подписки наверху страницы слева. Подписка бесплатная!

Приглашаем поддержать "Тетрадки" материально через PayPal (см.кнопку вверху справа). Всего сто рублей/1,0 евро/50 гривен серьезно помогут продолжать выпуск "Тетрадок"!