понедельник, 18 сентября 2017 г.

Модернизм сексуальный, или Страшная месть.

(Непридуманные истории продвинутой любви)


Е.Мишина
Фото: Ольга Шварц.

Тетрадки продолжают публикацию биографических записок Екатерины Мишиной. Дисклеймер: В этой заметке все имена и фамилии, кроме имен членов семьи Мишиной, изменены и  не указывают, а также не могут толковаться как указывающие на реально существующих или существовавших лиц. 

Когда я поступила в университет, мой приятель Кира, на тот момент уже матерый третьекурсник, принялся меня опекать. Он приводил меня в курилки на обоих сачках, знакомил с интересными, с Кириной точки зрения, людьми и вальяжным баритоном представлял:

— Знакомьтесь, это моя подруга детства и дочь профессора Мишина.

Спустя примерно месяц я поняла, что имени моего практически никто не знает, зато всем известно, что я Кирина подруга детства и дочка страшного бородатого однорукого Мишина. Какая из этих характеристик, с точки зрения Киры, являлась определяющей, я так и не узнала, но что-то подсказывало мне, что они были как минимум равноценны. Непонятно было также и то, как я оказалась подругой Кириного детства. Познакомились мы с ним, когда мне было 15 лет, а Кире и того больше, так что детство у него явно получилось затяжным и плавно перетекло в студенчество.

Примерно к ноябрю мне вконец надоело быть подругой Кириного детства, и я автономизировалась от Киры. Сделать это было непросто, ибо он как раз начал встречаться с одной моей однокурсницей, так что мы регулярно оказывались в одной компании. После зимних каникул зареванная однокурсница уведомила меня, что Кира куда-то там съездил, с кем-то там познакомился, ее бросил, и вообще он сволочь, а вместе с ним и я, поскольку я его подруга детства. Я разозлилась на Киру и начала его избегать. Летом Кира женился и по осени начал пытаться возобновить со мной отношения. Однокурсница в тот момент уже давно простила мне порочащее меня знакомство с Кирой, обзавелась длинноволосым физфаковцем и забыла о факте Кириного существования, так что из соображений дружеской преданности Киру уже можно было не игнорировать. Обрадованный Кира познакомил меня с молодой женой. Жена Лариса, несмотря на юный возраст, одевалась и причесывалась с дамской элегантностью, так что для меня не было секретом, чем так пленился мой респектабельный Кира. 

Лариса, судя по всему, очень стремилась мне понравиться и активно приглашала к ним в гости – настолько активно, что в гости мне совершенно не хотелось. Поняв, что добровольно я на сближение не иду, Кира решил использовать тяжелую артиллерию. В один бывший до этого прекрасным вечер у нас дома зазвонил телефон, и Кирин папа, еще более вальяжный, чем сам Кира, пригласил семью Мишиных в полном составе к ним домой на дружеский ужин. С учетом того, что мои и Кирины родители до этого виделись раз пять-шесть в каких-то гостях, приглашение к ним домой показалось папе Августу весьма неожиданным. Не то, чтоб он не любил Кириного папу – очень уж они были разные. Кирин папа пребывал в должности, которую папа Август в минуты плохого настроения именовал «высокоранжированный холуй», а в минуты хорошего – «ученый еврей при губернаторе», а мой папаша был человек не вполне политически благонадежный. Папа Август собрал семейный совет у себя в комнате и поведал нам с мамой Зоей о постигшей нас радости. Я ерзала на стуле и вздыхала.

— Это из-за меня, — мрачно сказала я. – Кира меня все в гости пытается заманить, а я не заманиваюсь. Вот он родителей и задействовал.

Папа Август возразил мне в том ключе, что много чести из-за одной засранки устраивать целый званый ужин в чиновничьем семействе, и тут явно что-то еще.

— Надо идти, — с мрачной решимостью партизана, которого ведут на расстрел, сказала мама Зоя. Общаться с бюрократической элитой она любила еще больше чем папа Август.

В назначенный день мы прибыли на дружеский ужин. Кира, его родители и Лариса источали радушие, стол был великолепен. Первый тост Кирин папа поднял за то, что за этим столом собрались самые интеллигентные люди Москвы. Папа Август осторожно покосился на маму Зою, на лице которой застыло выражение доброжелательной отрешенности, нам с папашей хорошо известное и не предвещавшее ничего хорошего. Честно отработав программу, выпив за здоровье принимающей стороны оптом и в розницу, восхитившись мастерством хозяйки и уничтожив горячее и десерт, мы с папой Августом поспешили увести из опасной зоны маму Зою, которая крайне плохо переносила напыщенность в любых видах. Выйдя на улицу, мы сначала посмотрели наверх, чтобы убедиться, что нас не видно с балкона, потом друг на друга.

— Never more, — констатировал папа Август, продемонстрировал нам профессорский шиш, и мы отправились к метро.

На всякий случай я решила больше не отвергать Кирино-Ларисины приглашения и вскоре отправилась к ним в однокомнатную квартиру на Ленинградке, а потом еще и еще. Хлебосольная Лариса всегда готовила на роту, хотя за столом обычно собиралось «не менее харит, не более камен». Гости всегда были одни и те же – две семейные пары, Донченко и Золотаревы, и порой еще Вадик, приятель Киры, которого, видимо, предназначали мне, и который мной совершенно не заинтересовался. Все дружно ели, нахваливая хозяйку, пели песни под гитару, играли в «мафию» и «монополию». Один раз решили потанцевать, но на бескрайних просторах однокомнатной квартиры и при расставленном столе это было сделать непросто. 

Тогда захмелевший Кира предложил организовать конкурс эротического танца. Лариса идею с восторгом поддержала и начала пластично извиваться под какой-то крутой итальянский медляк. Воодушевившись, она стянула с себя юбку и кофточку, оставшись в такой красоты белье, какое я видела только в зарубежном кино. Я оцепенела от зависти, поскольку наличествующее в моем хозяйстве белье по красоте и эротичности ненамного превосходило хлопковые трусы в цветочек, которые мы пошивали в седьмом классе на уроках труда. Тонкие, совершенно целые и явно импортные колготки тоже не могли оставить равнодушной советскую студентку. Я настолько погрузилась в унылые размышления о том, что одним достаются кружевные лифчики и прозрачные колготки, а другим сшитые на уроке труда трусы с криво пристроченной ластовицей, что не сразу отреагировала на голос Киры, а обращался он именно ко мне.

— А теперь ты давай! И тоже с раздеванием.

Я отказалась, сообщив присутствующим, что моя обычная манера танца отличается таким жгучим эротизмом, что если добавить к этому еще и раздевание, то получится перебор. Примерно как стакан чая с двадцатью кусочками сахара – очень сладко, очень вкусно, но пить невозможно. Меня все стали уговаривать, но тут Света Донченко вызвалась поднять упавшее знамя, и все внимание переключилось на нее. Я тихо вышла в коридор, быстро подхватила сапоги и куртку и выскочила на лестницу. Обувалась я уже в подъезде.

Вскоре после этого была сессия, а потом я уехала на каникулы в дом отдыха под Рузой. Спустя примерно неделю после приезда, валяясь на кровати в номере, я услышала в коридоре знакомый вальяжный баритон, спрашивающий, где именно живет такая высокая, длинноволосая, которая на гитаре играет. Кира возник передо мной, сияя улыбкой и размахивая большим плотным целлофановым пакетом.

— Смотри, Лариса пирожков для тебя сделала. А тут еще конфеты. И кофе растворимый, индийский, в заказе папа получил. И БT я тебе привез несколько пачек, чтобы ты тут всякую гадость не покупала. Знаю я такие дома отдыха, — радостно говорил Кира, выкладывая на стол содержимое пакета. Неизвестно откуда возникла бутылка болгарского «Сълнчева бряга». Достав походные металлические стаканчики, Кира разлил «Сълнчев бряг», закурил и добродушно посмотрел на меня. Я молчала. По Кире было видно, что сейчас будет произнесена речь.

— Мы с Ларисой долго думали и в итоге все-таки решили тебя тоже подключить. Ты, конечно, еще многого не знаешь, но научишься. Мы все время учимся друг у друга. И потом будешь нас очень благодарить.
— Если за пирожки и кофе с сигаретами, то я вас уже благодарю. «Сълнчев бряг» я не пью, извини. И к чему меня решено подключить, я тоже не поняла, — сказала я. Что-то в происходящем мне не нравилось, хотя вроде и пирожки, и сигареты, и кофе…

Кира продолжал ласково и покровительственно на меня смотреть.
— Мы хотим ввести тебя в наш клуб сексуальных модернистов. Создали его мы с Ларисой, я что-то вроде председателя. Мы строим сексуальные отношения на основе дружеских, иначе это разврат и пошлятина. Клуб совсем небольшой, там мы, Донченки и Вадик.
— А Золотаревы? — тихо спросила я. Меня подташнивало, но я продолжала курить одну сигарету за другой.

Кира снисходительно усмехнулся.
— Золотаревы оказались очень примитивными. Мы их позвали, но они не только отказались, но и не звонят нам больше. А когда мы звоним, сразу сворачивают разговор и кладут трубку. Ну, косные люди, понимаешь….да и ладно. Ты же не такая. Лариса меня специально к тебе отправила сюда, чтобы я тебя официально ввел в клуб, совершил, так сказать, инициацию, ну а потом уже мы тебя будем к мероприятиям в расширенном составе привлекать.

Я молча встала, смела пирожки, конфеты и сигареты в пакет, банка с кофе полетела мимо и, постукивая, покатилась по полу. Я подобрала ее, бросила в пакет, туда же отправился и «Сълнчев Бряг». Собрав все, я сунула пакет в руки недоуменно наблюдавшему за моими действиями Кире.
— Кира, спасибо. Но вы с Ларисой ошиблись. Я тоже такая, косная и непродвинутая. Спасибо, что навестил. До свиданья. Пакет не забудь.

Кира смотрел на меня недоуменно.
— А ведь мы считали, что ты умная, а ты примитив, — с сожалением сказал он и, пожав плечами, ушел.

Прошло примерно 10 лет. Я сидела в своем кабинете в Конституционном суде и что-то писала. И тут внезапно произошло то, что происходило исключительно редко, вернее, практически никогда – зазвонила вертушка, стоявшая на моем столе. Я осторожно сняла трубку, и хорошо знакомый вальяжный баритон произнес.
— Добрый день. Вас беспокоит помощник министра ХХ ХХ Российской Федерации Кирилл Рудольфович Шлыков. Я хотел бы поговорить…
— Здравствуйте, глубокоуважаемый председатель клуба сексуальных модернистов! – радостно сказала я.

Звук, раздавшийся в трубке, вполне мог бы издать водопроводный кран, задыхающийся от отсутствия воды.
— Кто это, — прохрипел столь вальяжный до этого баритон.
— Меня зовут Катя Мишина, — представилась я. – Как живешь, Кира?

Трубка хлюпнула и прокашлялась.
— А что ты …ээээээ…Вы… там делаешь? Я же звонил главному консультанту секретариата Председателя Конституционного суда… – спросил еще не до конца верящий в происходящее Кира.
— Так это я и есть. И это моя вертушка. Понятно?

Кире было непонятно. Кира отказывался верить в то, что у примитивного и косного человека может быть вертушка. Он так в это и не поверил и, придя как-то раз в приемную председателя вместе со своим начальником, старательно от меня отворачивался и делал вид, что мы незнакомы. А на подоконнике приемной специально в честь прихода Киры и его начальника я поставила пустую бутылку из-под «Сълнчева бряга», в которую засунула цветочек. Чтобы Кире было приятно.

©Е.Мишина, подготовка публикации ©А.Аничкин/Тетрадки. Следующий выпуск записок Е.Мишиной выйдет в "Тетрадках" 25 сентября 2017 г. Подписывайтесь на наше издание, чтобы не пропускать её яркие рассказы. Читайте также "Пролог. (Рождение Мисимы)". Другие записки смотрите в "Тетрадках" по этикетке (тегу) "Мишина".


6 комментариев:

  1. Marchenko George08:31

    Спасибо. Классно, ёмко и остроумно. Пусть говорят, что хотят, а мне нравится сентенция: "в СССР секса нет!".

    ОтветитьУдалить
  2. конечно нет, тогда была одна духовность.

    ОтветитьУдалить
  3. E. Mishina14:39

    Спасибо огромное :). Мне еще очень нравится утверждение, что любовь выдумали русские, чтобы денег не платить. Дружбу, видимо, выдумали тоже мы, чтобы сэкономить на психоаналитиках :)

    ОтветитьУдалить
  4. Есть вещи, которые нельзя купить. На все остальное - вертушка

    ОтветитьУдалить
  5. E. Mishina19:02

    чистая правда

    ОтветитьУдалить
  6. Спасибо. Занимательная история.

    ОтветитьУдалить

Related Posts Plugin for WordPress, Blogger...