Андрей Вознесенский. "Ты целуешь меня Держава"

Вознесенский читает на книжном фестивале в Майами, 1990

В Москве 1 июня скончался поэт Андрей Вознесенский (1933-2010). 

Я его любил еще со школьных лет ("Гойя", "Оза"), а потом, когда работал в "Известиях", встречался с ним много раз, бывал у него на даче в Переделкино с главным редактором Игорем Голембиовским - привозили к нему  разные иностранные делегации. Вознесенский и сам заходил в редакцию на Пушкинской, приносил стихи, которые мы печатали, даже тогда, когда стихи в большой прессе уже давно перестали печатать. Иногда он появлялся в разгар работы над номером и, дожидаясь пока освободится главный редактор, просто топтался вокруг, иногда даже что-то подсказывал по макету или заголовкам.

Стихи у него замечательные, свой неповторимый поэтический голос - и в литературном, и в буквальном смысле. Я в начале 70-х слушал в Большом зале консерватории "Поэторию" Родиона Щедрина - Вознесенский читал из "Ахиллесова сердца", а Людмила Зыкина пела реконструированное Щедриным древнерусское. Получалось что-то неповторимое. ("Поэторию" можно скачать здесь).

Выдающийся англо-американский поэт Уистан Одэн (W.H. Auden), переведший многие вещи Вознесенского, писал о его стихах: "Как товарищ по ремеслу, я прежде всего поражаюсь его мастеровитости. Вот поэт, который, по крайней мере, знает, что стихотворение, чем бы еще оно не было, является словесным изделием, требующим такой же искусной и прочной конструкции как стол или мотоцикл*. Какие бы эффекты не были достижимы в русском языке через ритм, рифму, ассонанс и словесный контраст, он явно владеет ими всеми". 

Вознесенский замечателен - и особенно близок мне - тем, что он всегда был интернационален. Он писал на русском, писал о России и был патриотичен ("Конечно, вы свежевыбриты и вкус вам не изменял. Но были ли вы убиты за родину наповал?"). Но в нем никогда не было русопятства, так некрасиво марающего многое,  что сейчас пишется и говорится у нас. Рассказывают, когда Марк Захаров пришел к Вознесенскому с предложением написать стихи на музыку Алексея Рыбникова по мотивам "Слова о полку Игореве", Андрей Андреевич сказал, что не хочет заниматься славянофильством, а готов дать Ленкому поэму о любви русского и американки. Из этого вышла "Юнона и Авось", и сейчас, тридцать лет спустя, с аншлагом идущая в захаровском театре.

Не было в Вознесенском русопятства, но не было и ни грана самоуничижения, неуверенности или заискивания перед Западом. Он много писал об Америке, о Франции, об Испании и других странах, но никогда у него не спотыкался я об этакую завистливую интонацию – "эх, живут же люди, вот бы нам бы так". А, с другой стороны, не было желчной неприязни ко всему, что у них. В том, что он писал о загранице, мне всегда чувствовалось общее с тем, что у нас. Он стоял лицом к лицу с другими, протягивая руку как равный равным. Россия Вознесенского не противостоит остальному миру, а стоит вместе с ним.

От "Антимиров" до "Юноны и Авось" это было главным, мне кажется, что выделяло Вознесенского среди наших писателей и поэтов.
 


(*мотоцикл здесь возникает, вероятно, потому что Оден думает о "Лобной балладе": "По лицу проносятся очи, как буксующий мотоцикл")

Цитата Одэна на английском: 'As a fellow maker, I am struck first and foremost by his craftsmanship. Here, at least, is a poet who knows that, whatever else it may be, a poem is a verbal artifact which must be as skillfully and solidly constructed as a table or a motor-bicycle. Whatever effects can be secured in Russian by rhythm, rhyme, assonance, and contrasts of diction, he clearly knows all about it.'

Полностью эссе Одэна о поэзии Вознесенского и вообще о проблемах поэтического перевода можно прочитать здесь в "Нью-Йорк ревью оф букс". 

Версию этой статьи на английском читайте здесь. Более подробные цитаты из Одэна и Джона Бейли.